It is impossible to create something out of nothing. (с)
Привет, чувак)
Сейчас я начинаю выражаться так, как тебе не нравилось никогда: с матом, сленгом и какими-то непонятными словечками. Знаешь, ты была права: люди трусы. Такие ужасные трусы, что просто сил никаких нет. Хотя самым большим трусом в моей хреновой жизни остаешься ты, милая. Люди почему-то не понимают, когда кто-то говорит, что готов идти дальше. Они боятся сказать: "Позвони мне, вот мой номер" или "Я хочу еще раз тебя увидеть". Вместо этого получается, что начинаем ходить вокруг да около. "Я так давно тебя не видел", "Как дела", "Напиши мне", "Хочу с тобой поговорить". Черт возьми, я хочу больше, я хочу большего.
Почему ты не позволяла мне быть эгоистом? Почему позволяла это только себе? Если ты хотела себе щеночка, то надо было дать мне свободу, закрыть глаза и разжать пальцы. Вместо этого ты сжимала их крепче и закрывала мои глаза. Я виню тебя в том, что из-за тебя я не умею любить. Я виню тебя в том, что ты единственный человек, с которым я мог делать все. И хоть и прошло уже - сколько лет уже прошло? Кажется, три. Да, три. Так вот, чувак, я нашел тебе замену. Р. - моя замена тебе. И пусть у нас с ним странные отношения, у него есть любимая, а у меня - только мое гребаное одиночество, мы можем - как ты и я когда-то - просто обниматься, просто молчать, просто улыбаться или смеяться. Помнишь, мы разговаривали, а нас никто не мог понять? Мы научились так разговаривать с ним.
Но мне все же не хватает тебя.
И хотя я могу позвонить ему в пять утра и сказать: "Блин, мне так одиноко... Я тебя не отвлек от секса?"
Возвращаясь к трусости: ты же помнишь, что я говорил, что я влюбился? Так вот, мы смотрим друг на друга, отводим глаза и неловко молчим, будто глупые влюбленные. А иногда меня начинает гложить, и я чувствую себя придурком. Мы же взрослые люди. Он, я - ты. Я хочу прикасаться к нему, как прикасался к тебе - с доверием и теплотой. А вместо этого у меня мерзнут руки, я сжимаюсь и отвожу глаза. Замыкаюсь. Потому что я привык, что за такую откровенность меня всегда били и смеялись. Спасибо тебе, милая, ты заплевала всю мою душу.
Наверное, у меня дар влюбляться без взаимности. Сначала ты, потом К., потом она, потом С., теперь вот он. Глупо это. Мне почти двадцать, а я до сих пор один.
Иногда мне хочется позвонить в твою дверь и улыбаться, стоя на пороге. Ты всегда доводила меня до крайности: мне хотелось бежать, лететь, таиться, уходить как можно дальше, быть без всех, быть без тебя. Милая, бойся своих желаний, они сбываются. Сейчас я похож на малоактивного социопата.
И когда-нибудь я просто позвоню в твою дверь.
И на сладкое: продолжай, пожалуйста, меня ненавидеть. Это дает силы жить назло и вопреки.
Сейчас я начинаю выражаться так, как тебе не нравилось никогда: с матом, сленгом и какими-то непонятными словечками. Знаешь, ты была права: люди трусы. Такие ужасные трусы, что просто сил никаких нет. Хотя самым большим трусом в моей хреновой жизни остаешься ты, милая. Люди почему-то не понимают, когда кто-то говорит, что готов идти дальше. Они боятся сказать: "Позвони мне, вот мой номер" или "Я хочу еще раз тебя увидеть". Вместо этого получается, что начинаем ходить вокруг да около. "Я так давно тебя не видел", "Как дела", "Напиши мне", "Хочу с тобой поговорить". Черт возьми, я хочу больше, я хочу большего.
Почему ты не позволяла мне быть эгоистом? Почему позволяла это только себе? Если ты хотела себе щеночка, то надо было дать мне свободу, закрыть глаза и разжать пальцы. Вместо этого ты сжимала их крепче и закрывала мои глаза. Я виню тебя в том, что из-за тебя я не умею любить. Я виню тебя в том, что ты единственный человек, с которым я мог делать все. И хоть и прошло уже - сколько лет уже прошло? Кажется, три. Да, три. Так вот, чувак, я нашел тебе замену. Р. - моя замена тебе. И пусть у нас с ним странные отношения, у него есть любимая, а у меня - только мое гребаное одиночество, мы можем - как ты и я когда-то - просто обниматься, просто молчать, просто улыбаться или смеяться. Помнишь, мы разговаривали, а нас никто не мог понять? Мы научились так разговаривать с ним.
Но мне все же не хватает тебя.
И хотя я могу позвонить ему в пять утра и сказать: "Блин, мне так одиноко... Я тебя не отвлек от секса?"
Возвращаясь к трусости: ты же помнишь, что я говорил, что я влюбился? Так вот, мы смотрим друг на друга, отводим глаза и неловко молчим, будто глупые влюбленные. А иногда меня начинает гложить, и я чувствую себя придурком. Мы же взрослые люди. Он, я - ты. Я хочу прикасаться к нему, как прикасался к тебе - с доверием и теплотой. А вместо этого у меня мерзнут руки, я сжимаюсь и отвожу глаза. Замыкаюсь. Потому что я привык, что за такую откровенность меня всегда били и смеялись. Спасибо тебе, милая, ты заплевала всю мою душу.
Наверное, у меня дар влюбляться без взаимности. Сначала ты, потом К., потом она, потом С., теперь вот он. Глупо это. Мне почти двадцать, а я до сих пор один.
Иногда мне хочется позвонить в твою дверь и улыбаться, стоя на пороге. Ты всегда доводила меня до крайности: мне хотелось бежать, лететь, таиться, уходить как можно дальше, быть без всех, быть без тебя. Милая, бойся своих желаний, они сбываются. Сейчас я похож на малоактивного социопата.
И когда-нибудь я просто позвоню в твою дверь.
И на сладкое: продолжай, пожалуйста, меня ненавидеть. Это дает силы жить назло и вопреки.
